Дорогие товарищи! (Фильм 2020)

Фильм повествует о расстреле демонстрации рабочих в Новочеркасске в 1962 году. Его главная героиня – Людмила Даниловна Сёмина, заведующая сектором отдела промышленности Новочеркасского горкома КПСС. Людмила убежденная коммунистка, бывшая фронтовичка. Она живет вместе со старым отцом и единственной дочерью Светкой, которая родилась в 1944 году в результате военно-полевого романа.

Новочеркасск, 1 июня 1962. Проведя ночь у любовника (Олег Николаевич Логинов, 1-й секретарь Новочеркасского горкома КПСС), Людмила встает утром с постели, одевается. Логинов спрашивает, куда она собралась в такую рань. Людмила говорит, что ей нужно успеть забежать за пайком, пока в гастроном народу не набежало. Она сокрушается, что повысили цены не только на мясо, но и на молоко, кефир. А ведь нам обещали, что скоро мы будем жить при коммунизме. Даже у меня по этому поводу возникают вопросы. Логинов цинично замечает, что для того Людмила и получает партийный паек, чтобы у нее вопросов не возникало.

В гастрономе возмущенные покупатели штурмуют полупустые прилавки. Продавщица Валентина проводит Людмилу в подсобку и выдает номенклатурный дефицит: блок сигарет «Тройка», консервы («Бычки в томате», «Шпроты» и банку трески), кулек конфет «Мишка на Севере». Людмила говорит, что Светка готова целыми днями есть одно сладкое. Валентина добавляет в паек глазированные сырки, советует: соль и спички тоже надо брать. Людмила говорит, что спички не помешают, дед смолит, как паровоз. Валентина интересуется: что там слышно наверху, голод будет? Людмила ее стыдит за подобные речи: вы сами слухи распускаете, а потом еще удивляетесь, что люди скупают все подряд. Валентина достает из-под прилавка бутылку венгерского ликера: вот возьмите еще, Людочка Даниловна, это прокурор не взял, ему пить врачи запретили. Людмила в знак благодарности обещает принести Валентине чулки.

Людмила приходит домой, дед уже заждался курева. Он сразу распечатывает сигареты, Людмила гонит его на балкон, а сама идет в туалет. В совмещенном санузле Светка, стоя в ванне, моется под душем. Мать на нее ворчит: лифчик уже надо носить, вон какие сиськи выросли, неприлично. Светка огрызается: а у чужого мужика ночевать прилично?

Светка торопится на автобус, собираясь, она рассказывает матери: на заводе разговоры пошли, что жить стало не на что. Расценки снизили, в горячем цеху зарплату в треть урезали. Сегодня народ к начальству пойдет денег требовать. Людмила говорит, что в войну по 16 часов работали за кусок хлеба. Светка натягивает носки, один – дырявый. Людмила: сколько раз я тебе говорила носки заштопать. Я забыла, мам, вечером заштопаю, сейчас мне некогда, я на собрание опаздываю. Светка убегает. Дед тоже высказывается по поводу повышения цен: а ведь все Америку догнать и перегнать грозились. Людмила: да тише ты, это временные трудности, мы их обязательно преодолеем. Дед: вот сбросит Кеннеди на нас атомную бомбу – разом все трудности и кончатся. Людмила шикает на отца: соседи услышат.

Парикмахерша Нюра делает Людмиле укладку. Она говорит, что собирается варить компоты из черешни. А откуда у тебя столько сахара? Мне соседка дала, она на кондитерской фабрике работает. Парикмахерша тоже недовольна повышением цен: а вот при Сталине даже после войны их каждый год снижали.

Участники партийного совещания отчитываются о ходе воспитательно-разъяснительной работы на местах. Преподавательский состав и студентыИнженерно-мелиоративного института прекрасно понимают, что резкое увеличение темпов производства сельскохозяйственной продукции невозможно без мер, принятых ЦК КПСС и Совета Министров СССР, поэтому они приветствуют повышение цен. Логинов говорит, что по имеющимся у него сводкам некоторые несознательные личности позволяют себе негативные высказывания по этому поводу. Людмила утверждает, что работа проводится согласно плану, есть отчеты и протоколы. Правда, есть и спорные моменты. Поступали вопросы с мест. К примеру, не было ли ошибочным запрещение держать скот в городах в личном пользовании. Но она уже назначила собрание: будем с этими вопросами работать

Совещание прерывается продолжительным гудком. Логинова по телефону информируют: остановлена работа на НЭВЗе (Новочеркасский электровозостроительный завод), там начались беспорядки, рабочие устроили забастовку. Логинов сообщает: секретарь обкома выезжает к нам, в Москве уже все знают, ждем его и едем на НЭВЗ.

По дороге к месту событий Логинов сокрушается: мне конец! Перекрыть железнодорожную магистраль – это же событие государственного значения. Много голов полетит. Молодой Борис Семашкин пожимает плечами: а мы-то тут при чем? Они же подчиняются напрямую обкому и Басову лично. Логинов: вот ты ему об этом и скажи. Знаешь, что тебя ждет? Билет на стол и простым зоотехником в колхоз. Людмила: народ несознательный, ничего не понимает. А вокруг полно амнистированных, которые очень хорошо понимают, вот они свою пропаганду знают. А мы не донесли, не разъяснили, виноваты. А раз виноваты – надо отвечать.

У здания заводоуправления собралась целая толпарабочих. Руководителям города и области удается зайти внутрь только под охраной милиции. Александр Васильевич Басов, 1-й секретарь Ростовского обкома КПСС раздраженно требует: да выключите вы этот гудок! Директор Борис Курочкин говорит, что это сделать невозможно: рабочие там забаррикадировались. Басов, не стесняясь в выражениях, распекает Курочкина: это потому, что ты – м***к! Рабочие? Хулиганье это, а не рабочие. Мне Хрущев звонил, он ЦК собирает. Ты разъяснительную работу проводил? В нашем социалистическом обществе забастовка! Как так? Логинов сообщает Басову что дирекция снизила рабочим расценки. Басов снова орет на директора: и как теперь я с народом объясняться буду? Потом он все же выходит на балкон, пытается поговорить с бастующими. У меня в руках Постановление ЦК партии и Совета Министров о повышении закупочных цен продуктов животноводства, это позволит в ближайшее время обеспечить столовые и магазины изобилием этих продуктов… Дальнейшие слова секретаря обкома заглушают возмущенные крики. Басов возвращается в кабинет, в окна которого летит первый камень. Полковник МВД говорит, что нужно перейти в закрытое помещение.

Пока Басов вызванивает командующего войсками Северо-Кавказского военного округа (Иса Плиев), требует поднять по тревоге 505-й полк и прислать его сюда, Логинов потихоньку спрашивает Людмилу: ты все еще хочешь поговорить с этим народом? Та изумляется: они сейчас никого слушать не будут. Они тампьяные что ливсе? Забастовщики продолжают бить стекла камнями. Номенклатурных работников уводят из кабинета.

Полковник МВД докладывает Басову, что в город их вывезти невозможно, здание заводоуправления окружено людьми. Курочкин уточняет, что черного хода здесь нет. Полковник: там пятьдесят военных прислали, но их не пускают, люди звереют, мой ГАЗик перевернули.

Старшему оперуполномоченному НовочеркасскогоУКГБ подчиненные показывают снимки с места событий. Остановлен поезд Москва-Саратов – выломали штакетник, положили на рельсы. Хулиганы бьют стекла в вагонах, а там внутри – люди. Капитан дает распоряжение опознать всех зачинщиков беспорядков, выяснить их личности.

Прибывший из Москвы генерал КГБ ругается: ну что, прос**ли? Предотвратить надо было, а не писать. Значит, так: ситуация критическая, Никита Сергеевич Хрущев лично распорядился отправить в Новочеркасск правительственную комиссию. Через два часа ожидается прибытие глав комиссии – членов Политбюро ЦК КПСС товарищей Флора Романовича Козлова и Анастаса Ивановича Микояна. С ними должны быть сопровождающие из МВД, КГБ и группа охраны из 9-го управления, всего около 50 человек. Где будем размещать? Начальник УКГБ: на территории 18-й танковой дивизии СКВО. Полковник Федоренко: так точно, у нас. Там высокий забор каменный, охраняется все и удобства. В спортивном зале организован командный пункт, ковры красные постелили. Генерал: связь? Федоренко: ВЧ правительственная будет к 17 часам, связисты тянут. Армия? Приказ министра обороны уже в действии. По приказу командующего округом генерала Плиева из Ростова прибыли курсанты Военного командно-инженерного училища, 200 человек. Поднята по тревоге 18-я танковая дивизия. Курсанты 12-й танковой артиллерийской школы подняты по тревоге, 500 человек. Генерал Плиев срочно вылетает в Ростов, к 17 часам будет в Новочеркасске. Огонь открывали? Они без боеприпасов. Как? А зачем нужна армия без боеприпасов? Распоряжение генерала Плиева. Генерал: от имени Правительственной комиссии приказываю боеприпасы немедленно раздать. Выполняйте прямо сейчас. Есть! Федоренко уходит.Генерал: Никита Сергеевич Хрущев возмущен тем, что секретарь обкома Басов заблокирован на территории завода и не может оттуда выбраться. Солдаты без патронов – это не солдаты. Ладно, своих пошлю, у них хоть боеприпасов полный комплект.

Руководителей города и области укрывают в подвале. Спустя несколько часов прибывает спецподразделение КГБ во главе с полковником Геращенко. Номенклатурных работниковэвакуируют через подземный коллектор.Город блокируют воинские подразделения и бронетехника.

На экстренном совещании Козлову докладывают, что для охраны объектов государственного значения в город введен 505-й полк. Козлов: я тут в сводке КГБ читаю, что половина бастующих – отсидевшие. Какие меры приняты для нейтрализации криминальных элементов? Генерал КГБ: судя по собранным данным, на всех местных предприятиях зафиксирована ненормальная текучесть кадров. Неразборчивость руководства привела к тому, что не менее трети рабочих – это уголовники, недавно освободившиеся из заключения. Слово берет Микоян: конечно, нельзя забывать, что Ростовская область и особенно Новочеркасский район – это исторически зоны повышенного риска, центры контрреволюционного казачества, они издавна были настроены антисоветски. Но важно проявлять выдержку. Я бы не стал так сразу сгущать обстановку. Нужно разобраться. А завтра, когда все успокоится, надо будет поговорить с народом.Людмила с места говорит: да что с ними разговаривать? Арестовать всех! Потом она встает, называет фамилию и должность, продолжает высказывать свое мнение: товарищи, нельзя забывать, что после XX съезда из ссылок вернулись политзаключенные, раскулаченные. Эти люди затаили злобу на советскую власть. Арестовать и судить по всей строгости, по закону! А зачинщиков – к высшей мере наказания.Козлов обращается к Микояну: а вот местные товарищи думают иначе, Анастас Иванович, кардинально думают. Садитесь, товарищ Сёмина. Изложите ваши аргументы письменно и вручите мне лично. Логинов шепчет Людмиле: куда ты лезешь, кто тебя за язык тянет? Не знаю, дернул бы меня.

Козлов: итак, генерал Плиев, приказ министра обороны вы получили. Необходимо пресечь безобразия и бандитские выходки хулиганствующих элементов. Комиссии и подразделения должны завтра не пропустить проход демонстрантов с завода в город. В случае чего – стреляйте, открывайте огонь. Плиев: я приказал не раздавать боеприпасы. Армия согласно Конституции не может стрелять в народ. Козлов: а вы помните, как в Будапеште в 1956 году фашиствующие элементы вешали коммунистов и кожу с них сдирали? Так вот, «Голос Америки» тоже называл этих подонков народом. Вам не кажется странным такое совпадение мнений вражеской радиостанции и вашего? Плиев: назначение армии – защищать страну от внешних врагов. Козлов: я как председатель правительственной комиссии приказываю вам немедленно выдать боеприпасы подразделениям, несущим боевую службу. Выполняйте! Плиев и Федоренко берут под козырек, уходят. Козлов подводит итоги: товарищСёмина права, в город допустить хулиганствующие элементы нельзя. Если беспорядки продолжатся на самом заводе – придется начинать аресты. А теперь главное: нельзя допустить, чтобы какая-либо информация вышла за пределы города. Я уже не говорю, за рубеж. А также необходимо пресечь любую возможность выезда из города и въезда в него на ближайшие несколько дней. Полная блокада. Понятно?

Вечером Людмила разговаривает со Светкой. Та говорит, что завтра весь завод организованно пойдет к обкому. И я пойду. Нет, ты не пойдешь. Наша лаборатория пойдет, я с ними. У нас конституционные права, свобода слова, свобода демонстраций. Видела я твои демонстрации, пьянь одна. Светка: ну и что? Были выпившие, так это же рабочие. Людмила: рабочие работать должны. Ты видела, сколько войск в городе? Светка: и что? Ты наших советских солдат боишься? Их же товарищ Хрущев прислал. Людмила: знаем мы твоего товарища Хрущева. Он Сталина из мавзолея вынести приказал. Светка: и правильно сделал, нечего тирану рядом с Лениным лежать. На XX съезде про него всю правду сказали. И у нас теперь демократия. Скольких Сталин невинных погубил! Людмила: а что же твой товарищ Хрущев молчал, пока Сталин жив был? Светка: он боялся, его все боялись. И ты тоже боялась. Людмила дает дочери пощечину, та с криком выскакивает из-за стола, выбегает из квартиры. Людмила стучит кулаком по столу, говорит отцу: да что же такое творится! Мы за Сталина на смерть шли! На фронте все было понятно: здесь наши, а там враги. А теперь – смотри, вот она, моя дочь. Был бы Сталин жив – давно бы коммунизм построили. Людмила обращается к отцу: ведь построили бы? Чего ты молчишь? Да глаза бы мои не глядели на все на это, хорошо, что скоро помру, гори оно все огнем. Людмила: и ты туда же.

Отец Людмилы достает из старого сундука православную икону и казачью форму, на которой красуются четыре георгиевских креста. Ты чего, сдурел, откуда это? Из сундука. Да за лампасы срок дадут! Ничего, похоронишь меня в этом. А это что? Икона. Ею мой прадед моего отца благословлял. А тот – меня на свадьбу с твоей матерью. Помру – избавишься от нее, в гроб со мной положишь.

Людмила ложится спать.

На следующий день толпа демонстрантов движется от поселка НЭВЗ к центру города с портретамиЛенинаи лозунгами, среди которых выделяется «Хрущева на колбасу!». Военные ей не препятствуют. Солдаты даже помогают демонстрантам перебираться через стоящие в заграждении танки. Логинов сообщает членам горкома, что к рабочим НЭВЗ присоединяются рабочие других предприятий города. Демонстранты несут красные знамена и портреты Ленина. Если их наберется больше пяти-шести тысяч – я не знаю, что нам делать. А что товарищи из Москвы? Логинов: звоню, а они не отвечают. Видимо, совещаются. Они в расположении танковой части. Звонит телефон, Логинов берет трубку. Это Басов. Что он говорит? Говорит – выйти и поговорить с народом. Но они же не с нами говорить хотят. И что я им скажу? Что московскому начальству на них наплевать? Логинов достает бутылку коньяка, разливает по стаканам. В кабинет заходит офицер, командующий солдатами на площади. Они скоро ворвутся сюда, мы не сможем их сдерживать. Вам надо уходить. А как мы это сделаем? Логинов: через окно на третьем этаже, а потом – по пожарной лестнице. Людмила остается последней в кабинете, она допивает свой коньяк.

Логинов с коллегами едва успевают выбраться из горкома, как здание начинает штурмовать толпа. Задержавшись на лестнице, Людмила замечает пробирающегося на чердак неизвестного со снайперской винтовкой в футляре от виолончели. Снайпер, заметив Людмилу, требует, чтобы она быстро покинула здание.

Забастовщики врываются в кабинет Логинова, крушат там все подряд. Лидеры демонстрантов выходят на балкон и обращаются к толпе: Буденный с Ворошиловым устанавливали у нас советскую власть, вот пусть они теперь все нам и объяснят. А у них смотрите, что тут было: коньяк и колбаса!

К зданию горкома прибывают новые воинские подразделения. Демонстрантов вытесняют из здания. На балкон выходит офицер и через громкоговоритель предлагает людям разойтись по домам: иначе я прикажу стрелять. Солдаты делают несколько выстрелов в воздух.

Выйдя в безопасное место, Людмила тревожится за Светку и направляется обратно к горкому на поиски дочери. В это время на площади перед горкомом начинается стрельба и паника. Шальные пули и выстрелы снайперов разят наповал демонстрантов и случайных людей. С забора падают мальчишки, забравшиеся туда для того, чтобы получше рассмотреть, что происходит на площади. Людмила помогает раненной женщине укрыться в помещении парикмахерской, на полу которой лежит убитая Нюра. Людмила перевязывает своей подопечной рану, но шальная пуля попадает женщине в голову.

Армейский генерал набрасывается на майора, который командовал солдатами на площади: кто стрелял? Мы только в воздух. А откуда тогда трупы? Всех под трибунал!

Прибывшая из Москвы правительственная комиссия приказывает скрыть факт массовой забастовки в СССР и гибели людей. На площади из шлангов смывают следы крови. На асфальте валяются детские сандалики. Трупы погибших людей погружают в кузова грузовых автомобилей и увозят с площади. Из-за жары кровь с асфальта не отмывается, она прикипела к мостовой. Начальство приказывает заасфальтировать полностью всю территорию площади.

Людмила приходит к Тамарке, подруге Светки, спрашивает ее мать, не спряталась ли у них ее дочь. Она ведь у вас ночевала. Ночевала – а потом ушла. Тамарка говорит Людмиле: мы просто стояли, смотрели, а потом она куда-то ушла. Людмила: две дуры, связались с хулиганьем! К квартире, где живет Тамарка с матерью, ведут следы крови. Кто это? Женщина говорит: брат. Так его в больницу надо. Да, его там подлечат лет на десять. Ты не стукнешь? Кровь лучше подотри.

Вечером в квартиру Людмилы приходит офицер местного КГБ Виктор. Он спрашивает Людмилу, можно ли поговорить со Светой. Та говорит, что дочери нет дома. Я весь город обегала, не нашла ее. Может быть, она ранена? Виктор говорит, что среди пострадавших девушка не обнаружена. Можно ее паспорт посмотреть? Людмила дает Виктору паспорт дочери. А стол ее осмотреть? Ордер на обыск у меня есть, вот он. Виктор осматривает стол Светки. Вы подписку о неразглашении давали? Нет. Ничего, завтра в горкоме подпишете. Людмила: а что ей грозит? Виктор: суд решит. Но зачинщикам – от трех лет. Людмила говорит, что сама притащит дочь к Виктору, когда та заявится домой. Пусть ее государство воспитывает. Сама приведу – верите? Виктор: верю. Но это я вам как официальное лицо говорю. А так… есть преступники, и есть несознательные жертвы провокаций. Они же не смогут весь завод пересадить.

Отец читает Людмиле письмо, в котором описывается красный террор против казачества, и облачается в форму, а икону ставит на видное место.

Людмила видит, как из квартиры матери Тамарки уводят ее брата, которого засняли в ходе антисоветской демонстрации сотрудники КГБ.

Светки по-прежнему нет, и утром Людмила бросается на поиски. Она идет в больницу, где со всех сотрудниц берут подписку о неразглашении информации, а некоторых арестовывают на месте за участие в беспорядках. Пожилой доктор в морге показывает ей убитых, в числе которых лишь одна девушка, и это не Светка. Он говорит, что некоторые тела были вывезены и захоронены за пределами города. В поисках Людмиле неожиданно начинает помогать тот самый офицер местного отделения КГБ, Виктор. Он вывозит Людмилу на своей машине из блокированного города благодаря помощи молодого армейского офицера, который должен был его задержать и отдать под следствие, но отпустил. Людмилу тоже обыскивают и отпускают.

В одной из станиц Виктор, угрожая пистолетом пожилому местному участковому милиционеру, который тоже дал подписку о неразглашении, добивается, чтобы тот показал произведенные накануне безымянные захоронения. В одной из могил предположительно похоронена девушка, чьи приметы совпадают с приметами Светки. Участковый почему-то запомнил дырявый носок. Людмила бросается раскапывать могилу, Виктор ее останавливает. Они отправляются обратно в Новочеркасск, Людмила плачет и недоумевает, как это похоронили людей, у которых на могилах даже памятника не будет. Утирая слезы, она поет оптимистическую советскую песню «Весенний марш» из кинофильма «Весна». Виктор ей подпевает, ведь он участник самодеятельного хора, и когда-то встречался с Людмилой на отдыхе в санатории. Он привозит убитую горем мать домой, а в городе готовится организованный комсомолом вечер танцев. Виктор выражает надежду на новую встречу с Людмилой, но та не обращает внимание и идет домой. Там обнаруживается, что Светка жива. Мать находит ее на крыше дома. Оказывается, она все-таки пряталась в квартире Тамарки, которую попросила не сообщать об этом Людмиле. Мать утешает Светку: мы станем лучше.